Малая Р

Спецкор "Газеты" выяснил, как живут граждане России в Руанде

http://gzt.ru/society/2007/04/12/220014.html

Из специальных репортажей в "Газете", публикуемых по пятницам, наши читатели уже узнали, как негр Максимка снова стал Жозефом Хабимана. Мы честно описали судьбу вернувшегося в родную Руанду из Воронежской области негра, черной звезды отечественных телерепортажей, где бывший студент застрял на долгие годы из-за банальной утери паспорта и безвременного закрытия своего посольства в Российской Федерации. Читатели узнали также, что дипмиссия была свернута из-за геноцида, следствием которого стало убийство миллиона ни в чем не повинных тутси; «Газета» дала развернутый отчет о событиях 13-летней давности, их причинах и следствиях. В заключение цикла репортажей из Руанды остается последнее: рассказать о россиянах, перебравшихся в эту экзотическую страну на постоянное место жительства.

- В кино вот снимаемся… Да нет, ничего особенного, но у нас с семьей уже третий фильм. Роли небольшие, но постоянно приглашают меня, мужа и сыновей, - рассказывает мне о своей руандийской жизни Ольга, сидя в ресторанчике «Ше Ландо», одном из самых популярных заведений столицы страны Кигали.

Ольга - русская женщина, двое детей, замужем, поэтому носит непростую для русского уха фамилию Нтиругулиргуа. Муж Бонавентюр (вернее, на тот момент еще жених) не настаивал, но Ольга твердо решила соблюдать все традиции и формальности. А Бонавентюр, то есть Боно, - тоже.

- Знаете, как мама обрадовалась, когда он корову подарил, - вспоминает Ольга. - У нас живность всегда была. Но корову не могли себе позволить, а тут приводит: традиция, говорит, у нас в Руанде такая: жених должен родителям невесты привести корову.

Женские роли

Молодой специалист Ольга познакомилась со студентом Боно в Воронеже. Потом они счастливо жили в соседнем поселке Латная, строили дом. А в конце 1990-х годов решили: хватит, пора уезжать. Нет, в поселке все было тихо, Боно знали, уважали и любили. Но ведь нельзя же всю жизнь в нем сидеть, а стоило проехать пять минут на маршрутке и оказаться в городе - начиналось в лучшем случае сдержанное шипение, содержание которого не стоит и пересказывать.

- Помню, прилетели сюда, едем из аэропорта. Я спрашиваю, где город, - вокруг деревня какая-то, - смеется Ольга. - А Боно гордо так говорит: вот он, мы в столице. Но я даже привыкнуть к этой деревенской столице не успела: так получилось, что только мы сюда перебрались, так страна стала подниматься. Тут ведь после геноцида еще какое-то время разруха была, а как раз где-то с 2000 года выправились, стали строиться.

«Строиться» означает, что сегодня столица Руанды Кигали очень напоминает какую-нибудь Рублевку. Правда, с очень умеренными заборами и особнячками, которые вписываются в разумные представления о жилплощади.

Ну а от темы геноцида в Руанде, к сожалению, никуда не денешься, даже если задаться целью ничего о нем не слышать. Тот же ресторанчик «Ше Ландо» - вроде бы ничем не примечательное тусовочное место - когда-то принадлежал смешанной афро-европейской паре. Хозяева, имевшие неосторожность открыто выступить против истребления хуту, были убиты в первые же дни резни. Молодчики не пощадили даже их грудного ребенка. Ольгу и Боно, переживших все руандийские ужасы в России, теперь с рук на руки передают голливудские продюсеры, которые постоянно снимают картины о событиях 1994 года и которым до зарезу нужны в кадре мужья-африканцы и их белые жены с детьми-мулатами.

- Переиграли столько ролей, что иногда кажется, будто с нами все происходило, - говорит Ольга. - Понимаю, что это только кино, но было жутко, когда играла француженку, которую эвакуируют, а Боно - ее мужа-руандийца, которого бельгийские миротворцы отказываются сажать в самолет.

Цветы нации

Другая Ольга, по фамилии Гатарайиха, и Норман, ее супруг, не стали смотреть этот фильм. В 1994 году в ходе эвакуации из страны гражданку России Ольгу пропустили в аэропорт Кигали, а Нормана, подданного Руанды, оставили за оцеплением.

Ольга с Норманом перебрались в Африку из СССР на излете перестройки.

7 апреля 1994 года в Кигали началась настоящая бойня (подробнее см. номер «Газеты» от 6 апреля 2007 года). Семья Гатарайиха бросилась было в российское посольство, но ни вразумительного ответа об эвакуации, ни помощи там не получила.

Страна, не до конца определившаяся с флагом, гербом, названием и последствиями расстрела собственного парламента, оказалась не в состоянии заботиться о своих гражданах за рубежом. Пришлось пробираться к бельгийцам - они взялись за спасение иностранцев.

- Беда в том, что иностранкой была только я, - поясняет Ольга. - О Нормане с его руандийским паспортом никто и слышать не хотел.

Чего стоило спасти мужа и вывезти его из страны, где за три месяца было убито около миллиона человек, - отдельная история, которую супруги Гатарайиха предпочитают не вспоминать. Равно как и о вынужденном проживании в Бельгии, куда они попали на правах беженцев. Главное для Ольги и Нормана то, что кошмар закончился и они благополучно вернулись в Руанду.

Теперь Ольга - человек пока еще редкой в стране специальности, она флорист. Даже сына, который родился по возвращении на родину Нормана, назвала Флорианом - муж, разумеется, был не против. Правда, мальчик пока интересуется не столько флорой, сколько фауной, делая основной упор на вымершие виды и динозавров.

- Уж сколько у нас фигурок всяких ящеров, сколько книг! Вот еще одна, очередная, - вздыхает Ольга, перелистывая альбом с тиранозавром на пестрой обложке.

Но по крайней мере в этот раз книжка про динозавров (кстати, на чистейшем русском языке) пришлась весьма кстати: паренек откровенно скучал на приеме, устроенном в честь прибытия в Руанду нового чрезвычайного и полномочного посла Российской Федерации Миргаяса Ширинского.

Дипломатический прием

У меня есть правило: если нужно быстро отыскать соотечественника за границей, лучше всего пройтись по барам. Другой способ - искать специальный русский дом. В Руанде исторически (после преодоления периода раздробленности и окончательной реорганизации из СНГ в Россию) сложилось так, что наша община сконцентрировалась вокруг посольства.

Первое, чем снабжают вновь прибывшего соотечественники, - это номер мобильного телефона консула, Александра Мамина. Номер выдается по большому секрету и сопровождается комментарием: «Очень хороший человек» (что несколько выходит за рамки дипломатического лексикона). Впрочем, ничего удивительного, поскольку помимо выполнения прямых обязанностей и непосредственно дипломатической работы российское посольство активно занимается в том числе и поддержанием боевого духа своих сограждан. Случается, доходит не то что до приемов, а даже до детских праздников и елок. В общем, когда наш народ узнал о смене посла, никого не удивило приглашение явиться с супругами в резиденцию для первого знакомства: взаимные смотрины прошли в теплой дружественной обстановке.

Наших в Руанде не так уж и много, вряд ли наберется и сотня. Но, с другой стороны, российская община куда больше греческой (пять человек) и всерьез уступает разве что китайской (она по традиции с трудом поддается учету и, по разным оценкам, составляет от тысячи до 5 тысяч человек, включая сезонных рабочих).

Наши представлены женами, строителями, вертолетчиками, помогающими руандийцам осваивать купленные в России Ми-8, и, само собой, преподавательским составом.

Например, совсем недавно в Руанду прибыли супруги Нейгебауэр. Игорь - математик, работает в университете в городе Бутаре. Людмила - художник, причем, приехав в Африку, она настолько вдохновилась местным колоритом, что у Миргаяса Миргаясовича к стандартным процедурам по прибытии добавились хлопоты по организации персональной выставки Людмилы, так сказать, в рамках культурного обмена.

Образование дружбы народов

На самом деле русских в Руанде ровно столько, чтобы, находясь в общественных местах, тщательно выбирать выражения. Сами руандийцы, что греха таить, делают это далеко не всегда. Настоящий африканец с белоснежной улыбкой, услышав русскую речь, может запросто русским матом послать вас к едрене фене, но не стоит принимать это близко к сердцу. Он просто в восторге от встречи и пытается выразить свою радость в немногих доступных ему выражениях, скорее всего, усвоенных в процессе общения с нашими строителями или техниками, обслуживающими вертолеты.

Справедливости ради надо отметить, что подобные, безусловно, шокирующие случаи единичны. Если на то пошло, куда чаще приходится сталкиваться с вполне литературным русским. И тут следует сделать некоторые обобщения.

Руанда активно развивается, что затруднительно без привлечения зарубежных специалистов. В общем, ничего удивительного - даже Советский Союз периода жесточайшей классовой борьбы активно привлекал иностранных спецов, но Руанда пошла другим путем. Будучи страной небогатой, она без крайней необходимости не закупает готовых инженеров или, скажем, врачей. Правительство предпочитает оплачивать работу преподавателей, рассчитывая в скором времени получить собственные кадры.

- Пока мы ждем прибытия всего двух ваших специалистов, по гистопатологии и анатомии. Но в перспективе сотрудничество должно расширится, - не без гордости и почти без акцента сообщил мне Эйжен, заместитель ректора Института здоровья в Кигали.

Эйжен учился на юриста в Советском Союзе, теперь подумывает о возвращении в Россию, хочет защищать докторскую.

Его патрон - ректор, профессор Ндушабанди - тоже наш кадр, выпускник РУДН. Правда, когда я приехал, доктор Ндушабанди отсутствовал: поехал в Канаду, договариваться о сотрудничестве с тамошними медиками.

Музунгу приехала

Было бы неправдой сказать, что в Руанде любят русских. Действительно любят, но не русских как таковых. В Руанде просто уважают белых, и последнее слово в данном случае начисто лишено какого бы то ни было расистского подтекста.

Да, в стране проживает около тысячи воспитанников старой, еще советской высшей школы, сохранивших о нашей стране самые теплые воспоминания. Многие занимают ответственные посты, но ностальгия - дело личное, а на государственном уровне все куда как рационально. Есть возможность пригласить американского инженера, чтобы спроектировать новый квартал - зовут американца. Устраивает соотношение цена-качество нашего доцента - ему обязательно предложат хорошую должность в институте. Нет - можно поискать замену в соседней Кении. Вот так, прагматично и без слепого подобострастия.

- Заметили, наверное, что белых тут совсем немного. Меня поначалу это немного напугало, что ли, - призналась мне Ольга Нтиругулиргуа во время нашей встречи в ресторанчике «Ше Ландо». - Ну знаете, еще дети вечно вслед орут: "музунгу!" («белый» - прим. авт.) А потом, довольно быстро, я все поняла. Дети - понятно, им просто интересно посмотреть, они же редко видят людей со светлой кожей. А взрослые по большей части уважают, так, наверное. То есть они понимают, если белый сюда приехал, значит либо из какой-то международной организации и оказывает помощь, либо специалист. Короче говоря, действительно уважают, а такого, чтобы просто так кого-то обидеть, хулиганить, у руандийцев просто нет в характере.

Сыновья Ольги, чья кожа заметно светлее, чем у их сверстников, спокойно ходят в местную школу. Первое время беспокоилась, спрашивала - не обижают ли? Потом успокоилась, поняла, что бояться нечего. Семья Нтиругулиргуа строит собственный дом: не все же снимать, надо о будущем думать. Ольга начинает всерьез волноваться, лишь когда думает о том, чтобы навестить маму в поселке Латная Воронежской области. Она не знает, как быть с мужем и детьми: все-таки африканцев в России совсем немного, а какой прием им способна устроить наша шпана, знает любой русский в Кигали.

- Дикость какая-то у нас в России творится, просто не понимаю. - Говорит Ольга. - Когда сюда приехали, первым делом отправились к маме Боно в деревню. Детишки, конечно, обступили, проходу мне не давали - все рассматривали, но это понятно. Знаете, что сделал местный священник? Он специально для нас праздничную мессу отслужил, прочитал проповедь. Вся деревня собралась, обрадовались - такое событие, музунгу приехала!

Не побывай я в деревне Мурамба, на малой исторической родине воронежского негра Максимки, непременно списал бы слова Ольги на желание порисоваться, произвести впечатление благополучия в пику российским реалиям. Но я был в настоящей Мурамбе. Я вышел из машины и не мог сделать двух шагов, как попал в окружение полусотни хохочущих детишек. И я видел, что односельчане Максимки-Жозефа искренне огорчились, когда я уезжал. Они ведь думали: "приехал белый человек, может быть учитель, а то и доктор". Они надеялись, а оказалось - журналист, существо в аграрных регионах совершенно бесполезное.

Честное слово, никого не хотел обидеть, но ничего не поделаешь - такая работа.