Туареги и события в Мали
Николай Сологубовский

22 марта.
В малийской столице взбунтовавшаяся армия похоже произвела переворот. Об этом в один голос сообщают различные СМИ.

Так журнал Jeune Afrique на своём интернет-портале пишет о том, что части, расквартированные в Кати невдалеке от столицы, захватили важные стратегические учереждения в центральной части Бомако. В том числе и государственный центр теле- и радиовещания, президентский дворец уже расфрмирован и закрыт. С самого начала дня из малийской столицы собщают об ожесточённых боях.

Исходным пунктом беспорядков можно назвать посещение солдат в Кати в 15 километрах от столицы министром обороны Садио Газамой. Там Газама рассказал о том, как проходят боевые действия малийской армии против освободительного фронта туарегов - Азавад. Внезапно настроение  резко упало и министр, а также один из командующих генералов, должны были спасаться бегством под градом камней разбушевавшихся солдат, части которых потом двинулись в сторону Бомако.

Недостаточное вооружение малийской армии с самого начала боёв является спорным внутриполитическим вопросом номер один и частью постоянного прессинга, в связи с отсутствие каких-либо успехов, на президента Амаду Турмани Туре.

Ещё неясно насколько широко мятеж охватил ряды малийской армии. Взбунтовавшиеся войска заявили агенству новостей Франс Пресс о том, что для них в первую очередь речь идёт о вооружении и боеприпасах в борьбе против мятежников туарегов.

"Урановая карта"?

Конфликт между туарегами - этническим большинством севера Мали - и официальными властями Мали, который тянется несколько десятилетий, вспыхнул с новой силой 17 января, когда представители племени вошли в некоторые  города.
Туареги, составляющие основную часть мятежных воинских группировок в Мали, пользовались поддержкой Джамахирии, но теперь вынуждены отступить в глубь Сахары.

Конфликт в Мали встревожил соседние Нигер, Мавританию и Алжир, в которых проблема туарегов стоит также остро. Международные эксперты-политологи выражают беспокойство, что восстание туарегов в Мали вызовет еще один региональный кризис. Ранее на них имел беспрекословное влияние Муамар Каддафи, которого высоко чтили кочевники и получали от него финансовую и материальную поддержку.

Туареги, которых в Африке насчитывается около пяти миллионов, до сих пор не имеют своего государства. Проживает эта народность на территории между Мали, Буркина-Фасо, Нигером, Ливией и Алжиром, назвав спорные земли Азавадом.
Кто начинает разыгрывать «туарегскую карту», которую можно назвать и «урановой картой», пока не ясно…

Для досье:

РАБАТ, 9 марта. /Корр. ИТАР-ТАСС Первин Мамед-заде/. Около 172 тыс человек в Мали были вынуждены покинуть свои дома из-за вооруженных вылазок, совершаемых с середины января повстанцами-туарегами из военизированной группировки Народное движение за освобождение Азавада.
Согласно данным ООН, обнародованным в четверг в Дакаре / столица Сенегала/, более 90 тыс малийцев бежали в близлежащие страны региона, прежде всего, в Мавританию, Буркина-Фасо и Нигер. Остальные превратились в перемещенных лиц внутри самого Мали.
По мнению наблюдателей, нападения мятежников привели не только к ухудшению гуманитарной ситуации, но и к серьезному осложнению обстановки в сфере безопасности в ряде северных провинций Мали в преддверии намеченных на апрель нынешнего года президентских выборов.
Туареги – кочевое племя, проживающее в пустыне Сахара. В 1990-2000-е годы они неоднократно начинали вооруженную борьбу с правительствами некоторых африканских стран, в частности, Мали и Нигера, но в результате переговоров конфликты удавалось погасить.
Нынешнее осложнение обстановки наблюдатели связывают с возвращением в район Сахеля и Сахары туарегов, которые являлись сторонниками Муамара Каддафи, но были вынуждены покинуть Ливию после произошедшей там смены власти.

Генералы сахарских дюн

Суровый и независимый народ Туареги   в беспокойной Северной Африке.

National Geographic, октябрь 2011

Командир повстанцев в надвинутом на лицо синем тюрбане идет по мягкому песку, усыпанному осколками минометных снарядов. За последние месяцы здесь, на бывшем школьном футбольном поле, произошло много боев – отнюдь не спортивных.

У нас под ногами скрипят стреляные гильзы. «Идите за мной след в след», – предупреждает командир, напоминая, что нигерийская армия заминировала этот район, где раньше находилась туарегская школа. Туареги обезвредили несколько мин, но под песком осталось еще много. Сейчас сезон засухи, и к вечеру температура наконец опустилась чуть ниже 40 градусов. В этой пустынной долине под названием Тазерзаит, где горный массив Аир встречается с песками Сахары, люди командира одержали самую важную победу после двух лет войны против нигерийского правительства.

Вечерний ветер развевает полы одежд туарега, пересекающего пустынный участок в горах Тассилин-Адджер на юго-востоке Алжира.

Повстанцы, все этнические туареги, – потомки воинственного племени, которое на протяжении нескольких веков контролировало богатые караваны торговцев золотом, специями и рабами, пересекавшие эти безлюдные земли Северной Африки. Сражавшиеся под знаменем Движения нигерийцев за справедливость и частично поддерживаемые ливийским лидером Муаммаром Каддафи, они взяли в плен семь десятков солдат правительства в Тазерзаите и снова заявили о своих требованиях: о том, чтобы правительство поделилось с ними частью дохода от прибыльного источника обогащения – урана, добываемого на землях туарегов. Желая продемонстрировать свои добрые намерения, туареги освободили всех пленников, кроме одного. «Он – военный преступник. Он убил стариков», – говорит командир.

Пока мы идем, командир объясняет, что туареги построили школу в Тазерзаите, потому что это место находится вблизи пастбищ, и семьи могут навестить своих детей, когда перегоняют скот. Раньше местные жители, желавшие, чтобы их дети получили образование, отправляли ребят в далекие деревни и редко видели.

Погонщик каравана ведет верблюдов в Мали. От своих туарегских предков, он знает, какие растения полезны, а какие ядовиты, а также, как ориентироваться по цвету и структуре песка.

«Мой отец умел жить только в пустыне, – говорит командир. – Он знал, как провести соляной караван в Бильму, как найти пастбище в пустыне, как охотиться на антилоп в каньонах и на диких овец в горах. Я тоже все это умею, но кочевая жизнь заканчивается. Нашим детям нужно ходить в школу».

Мы забираемся на невысокий утес, где стоят три кирпичных домика – здания школы. Их стены испещрены отверстиями от пуль, крыш нет. Школьные доски разрисованы нигерийскими солдатами – сплошь французские ругательства. Четыре повстанца с автоматами Калашникова приводят того самого военного преступника – его держали в горной пещере. Он идет тяжело, сцепляет и расцепляет руки, озирается на солдат. Рукава его форменной рубашки обрезаны, армейские ботинки расшнурованы. Он говорит, что ему 27, но округлое лицо и неуклюжие манеры подростка заставляют думать, что ему намного меньше.

Туарегские бойцы осматриваются в руинах школы в северной части Нигера. За последние годы в Нигере и Мали прошли восстания туарегов, которые лишились земли и вынуждены были пасти скот в пустыне.

Стемнело, и повстанцы нервничают: они не хотят задерживаться в этом незащищенном месте. Нигерийская армия ответила на свое поражение на земле вертолетными атаками – недавно такая атака застала повстанцев врасплох, они потеряли несколько человек, в том числе одного из своих командиров. Солдаты вглядываются в горизонт, и время от времени кто-то неожиданно замолкает, прислушиваясь, не доносится ли звук пропеллера. «Они строят нам школы, делают колодцы? Нет – они покупают вертолеты, чтобы убивать нас», – кричит командир, покидая территорию школы. Пленник плетется следом за повстанцами, опустив голову, шнурки его армейских ботинок волочатся по земле. Командир останавливается у трех камней, врытых в песок, – трех могил.

На смену торговым караванам верблюдов, когда-то перевозившим соль, приходят грузовики. Но и сегодня по дороге из Тауденни в Томбукту можно встретить кочевников с верблюдами, груженными солью.

«Здесь похоронены три старика, – рассказывает он. – Когда сюда вошла армия, этот слепой старик, – командир указывает на одну из могил, – отказался бежать». Затем он подходит к двум другим могилам: «А эти двое не захотели оставлять его одного». Солдаты, скупо поведал этот суровый мужчина, обвинили стариков в том, что они помогали закладывать мины. «Той ночью стариков пытали за стенами школы. Мы прятались в горах, вон там, – говорит он, указывая на линию хребта прямо над нами. – Мы слышали, как старики кричали, – командир понижает голос. – Вот этот, – указывает он на могилу в центре, – мой отец».

Раньше туареги были хозяевами почти всей Северо-Западной Африки. Они собирали дань с торговцев, идущих по караванному пути, и совершали набеги на оседлые племена, жившие вдоль реки Нигер, забирая скот и рабов. Туареги жили согласно поговорке «Целуй руку, которую не можешь отрубить» и были известны своим вероломством: часто они грабили караваны, нанимавшие их для защиты, и устраивали неожиданные набеги на своих союзников. В начале ХХ века они стали последним из африканских племен, завоеванных французами. Земли туарегов вошли в состав Нигера, Мали, Алжира и Ливии. Власти этих стран, как правило, игнорировали требования кочевавших в пустыне племен туарегов выделить им участки плодородной земли. В последние несколько десятилетий выпадало все меньше и меньше дождей, и многочисленным стадам не хватало корма. «Животные – это все для туарегов, – пожаловался мне как-то пожилой кочевник. – Мы пьем их молоко, едим их мясо, выделываем их шкуры и продаем их. Если умрут животные, умрут и туареги».

Раньше туареги были хозяевами почти всей Северо-Западной Африки.

Когда поголовье скота стало уменьшаться, доведенные до отчаяния кочевники потребовали от правительства поделиться доходами от разработки богатых месторождений урана, который в течение десятилетий добывают на пустынных пастбищах. В 1990-е годы туарегское народное ополчение, многие члены которого успели повоевать в армии Каддафи, сражалось с нигерийской правительственной армией. Был подписан мирный договор, но ничего не изменилось. В 2007 году Нигер занял четвертое место в мире по производству урана; иностранные компании стали интенсивнее осваивать пустыню в поисках урана и других природных богатств. Туареги долго перебивались в нищете и наконец восстали во второй раз.

А в регионе между тем обосновались торговцы наркотиками и северо-африканское отделение «Аль-Каиды» – нигерийское правительство обвинило туарегов в сговоре с террористами.

Повстанцы разбивают ночной лагерь на песчаной дюне в нескольких километрах от школы, прячут свои побитые машины под ветвями акации. Люди умываются водой из чайников и преклоняют колени, повернувшись в сторону Мекки для вечерней молитвы. Потом все разбиваются на группы по шесть-семь человек, каждая группа укрывается за маленькой дюной и разводит костер.

Мужчины ждут наступления полной темноты и лишь тогда разматывают тюрбаны. По туарегской традиции мужчины всегда закрывают лица, а женщины, напротив, делают это лишь во время сильных песчаных бурь. Плотная ткань не только защищает от палящего солнца и ветра – она скрывает эмоции, которые мужчине нельзя показывать. Как мумии, воскресающие из мертвых, при свете костра появляются оживленные лица, открываются клочковатые бороды и мальчишеские ухмылки. У некоторых на скулах отпечаталась синяя краска от тюрбанов – вековая отличительная черта туарегов, за это первые прибывшие в Африку европейцы прозвали их «синими людьми».

По случаю рождения ребенка туарегские женщины надели праздничные наряды. Женщины этого племени редко закрывают лицо, а мужчины обычно носят тюрбаны, из-под которых видны лишь глаза.

Врач повстанцев приглашает меня присоединиться к его группе. Пока варятся макароны и кипит чай, люди болтают и закуривают сигареты. При свете костра я замечаю, что у врача и еще одного человека из группы схожие черты представителей Центральной Африки: темная кожа, курчавые волосы, широкий нос и крупные губы. У двоих туарегов кожа светло-оливковая, гладкие черные волосы и заостренные средиземноморские носы. У оставшихся троих все черты смешались. Независимо от цвета кожи и формы носа у всех – ярко-голубые глаза. Эта генетическая «сборная солянка» – особенность туарегов. Они всегда держались особняком, но на протяжении многих веков захватывали пленников из других племен, живших в пустыне. В результате возникла этническая группа с общим языком тамашек, родственным языку алжирских и марокканских берберов.

Отгоняя в сторону измученных жаждой ослов, туарегский мальчик пытается навести порядок у родника в пустыне.

Мы собираемся вокруг общего котла, передаем друг другу ложки, чтобы зачерпнуть соленые макароны, приправленные пустынными травами. Мужчины едят с жадностью, но следят за тем, чтобы съесть лишь отведенную порцию. За едой доктор рассказывает мне, что, до того как присоединиться к повстанцам, он работал помощником нигерийского врача; в самом первом бою потерял левый глаз – только бельмо осталось.

Рядом с доктором сидит широкоплечий пулеметчик, который легко управляется с 50-калибровым ржавеющим орудием. Он бросил Нигерийский университет, где учился на инженера, чтобы присоединиться к повстанцам. «Я не мог продолжать учиться, зная, что мои братья воюют», – говорит пулеметчик. Другой мой новый знакомый – Хама, долговязый парень, никогда не ходивший в школу. Он вырос в деревне Аир и каждый год вместе с отцом перегонял караваны верблюдов. Хама указывает на самые яркие звезды и объясняет, как, ориентируясь по ним, не потеряться в оазисе Бильма, в восточной части пустыни, там, где туареги обменивают лук и чеснок на соль. «Тридцать дней пешком, – вспоминает Хама, – первый раз я прошел этот путь босиком».

Я хочу узнать, кто самый младший в группе, и доктор указывает на застенчивого мальчишку по имени Башир. Почти шепотом Башир говорит, что ему 17, но он не уверен. Он пас скот в горах, когда мимо проезжала колонна повстанцев, и попросился к ним. «Он у нас везунчик», – ухмыляется один из солдат. Парнишка молчит, но сосед толкает его в бок. И Башир рассказывает, как машина, в которой он ехал, наскочила на мину. Два человека погибли на месте, восемь были серьезно ранены, и только Башир отлетел на 30 метров и застрял на верхушке акации. «Мне показалось, что я заснул и проснулся уже на ветке», – тихо шепчет счастливчик. Повстанцы искали его тело среди дымящихся обломков машины, когда Башир спустился как ни в чем не бывало с акации. «Его даже ветки не поцарапали, – замечает доктор, и единственный глаз расширяется от изумления. – Его бережет Аллах». Остальные цокают языками – туарегский способ выразить согласие с говорящим.

Я спрашиваю Башира, что он будет делать после восстания, и он отвечает, что хочет стать солдатом. «В нигерийской армии?» – спрашиваю я. После прошлого восстания туарегов в 1995 году многие бывшие повстанцы по условиям мирного соглашения вступили в нигерийскую армию. «Ты будешь вместе с людьми, которые убивали твоих друзей и едва не убили тебя самого?» Он пожимает плечами: «Я думаю, это хорошая работа». Некоторые цокают языками в знак согласия.

Повстанцы встречают одного из своих мирных соплеменников и расспрашивают его в надежде получить ценную информацию. «Туареги – глаза пустыни», – говорит лидер повстанцев.

Вскоре после ужина ко мне подводят пленника, и нам позволяют поговорить наедине. Он из племени фулани – одной из этнических групп, которых когда-то туареги захватывали и обращали в рабов. Пленник говорит, что его зовут Абдул Азиз, он лейтенант нигерийской армии. Признается, что прострелил ногу одному из стариков. «Я был не прав», – шепчет Абдул. Его начальники были в ярости из-за того, что две их машины взорвались на минах, заложенных повстанцами, несколько человек погибли. Чтобы эвакуировать раненых, армия снова должна была проехать через минное поле. Они были уверены, что старики знают, где заложены мины.

«Офицеры стали допрашивать двух стариков, но те отказались говорить. Один соврал, дал неверную информацию. Когда потемнело, я сбежал, – рассказывает пленник. – Я поклянусь на Коране, что не убивал стариков».

Когда его и еще нескольких солдат взяли в плен, власти нисколько не обеспокоились. «Нас сделали козлами отпущения», – сквозь зубы произносит Абдул Азиз. Туареги не били его и в конце Рамадана позволили получить письмо от родителей через Красный Крест. «Мы все – нигерийцы, – говорит Абдул. – Это Сатана сеет вражду между людьми».

Женщины готовят ужин под навесом из рогожи. Они продолжают жить в пустыне, в отличие от многих соплеменников, переехавших в город для работы по найму, когда их скот погиб от засухи.

Глубокой ночью старшие повстанцы собираются у командирского костра. Люди растягиваются на стеганых одеялах и передают друг другу сигареты и стаканчики горячего сладкого чая. Воздух прохладный и душистый, дюны сияют в лунном свете. Кто-то достает гитару. Басовая струна оборвана, и вместо нее приладили тормозной трос от мотоцикла, отчего некоторые аккорды громко резонируют. «Вы знаете ‘‘Тинаривен’’?» – спрашивает гитарист. Он имеет в виду туарегскую группу, основатели которой в 1980-е годы вместе проходили подготовку в ливийском военном лагере. Он запевает одну из их песен. «Песня о нашей борьбе», – говорит другой повстанец.

Несколько человек из тех, кто сидит у костра, обучались в ливийских лагерях. Подростками они услышали по радио, что Каддафи сочувствует бедственному положению туарегов и зовет их в Ливию, где их научат бороться за свои права. Но вскоре, попав в эти лагеря, туареги поняли: ливийский диктатор использует их. Одних вынудили отправиться на войну в Ливан, других – в Чад. «Но и мы тоже использовали Каддафи», – замечает один из повстанцев, вспоминая, как туареги из Мали и Нигера контрабандой переправляли на родину оружие из лагерей, чтобы бороться с правительством на родине. Я спрашиваю командира об обвинениях нигерийского правительства: торговля наркотиками и союз с «Аль-Каидой». Командир машет рукой в сторону своего оборванного войска: «Мы что, выглядим как богатые контрабандисты?» Остальные цокают языками.

Мусса запасается водой для животных – в пустыне трудно пережить время до наступления сезона дождей.

И снова песни, и снова люди разливают чай и продолжают рассказывать истории. Один из повстанцев тихо признается, что многие сомневаются в их лидере, Аламбо. «Ходят слухи, что у него вилла в Триполи, – говорит он. – У нас есть мощные машины и много оружия. Мы хотим воевать, но когда мы предлагаем план атаки, Аламбо всегда говорит ‘‘нет’’. Никто не понимает, чего он ждет».

На следующий день я должен ехать дальше в горы, чтобы встретиться еще c одной группой туарегских повстанцев. «Вот увидите, – кричит мне один из солдат, – они будут плохо говорить о нас – о том, что мы не воюем, что мы предадим их, что наши лидеры продажны, – солдат вздыхает. – Среди туарегов никогда не было согласия. Это наше проклятие».

Через несколько недель после того, как я покинул Аир, командир освободил пленника.

Несмотря на враждебность народностей, когда-то бывших в рабстве у туарегов, сторонники туарегского кандидата собрались перед выборами 2009 года в Нигере, чтобы поддержать своего избранника.

В последующие месяцы повстанцы и правительство объявили о прекращении огня, а вскоре нигерийская армия свергла президента Мамаду Танджа и провела свободные выборы. В феврале этого года, когда начались политические волнения в Триполи, Каддафи отправил вербовщиков в Нигер и Мали с предложением платить по тысяче долларов в день туарегам, которые согласятся защищать его режим в Ливии. Источники в Нигере подтверждают, что некоторые из бывших членов Нигерийского движения за справедливость приняли предложение.

Узнав эти новости, я вспомнил свой последний разговор с командиром повстанцев. Он довез меня до границы их территории в пустыне, дал с собой немного козьего сыра и сказал, что хочет передать через меня одно сообщение. «Если мир желает остановить проникновение ‘‘Аль-Каиды’’ и торговцев наркотиками в Сахару, ООН нужно нанять туарегов. У пустыни нет секретов от туарегов», – командир повторил любимую местную поговорку. «Хорошо, – сказал я. – Но помня историю туарегов, полную распрей и предательств, сможет ли Запад доверять им»? В ответ командир лишь цокнул языком. Я не смог разглядеть выражение его лица, потому что оно было полностью скрыто тюрбаном.